|
ИНТЕРВЬЮ |
|||
|
Главная
страница |
Перед вами - особое интервью. Столь снобского текста нам не попадалось очень давно. У автора - некой чересчур изысканной особы - кажется, была задача унизить Шона Бина. Кое-что и в переводе бросается в глаза, но кое-что заметно лишь в оригинале. В частности, журналистка постоянно пытается изобразить на письме йоркширский акцент Шона. Представьте себе, что в интервью с Б. Ельциным вместо фразы "Что тут можно сказать" в газете было бы напечатано: "Ну-у... шта-а-а тут можна-а сказать, панимашь..." - и вы поймете, что имеется в виду. Однако, несмотря на пренебрежительный тон этого материала, почитать его стоит - он весьма информативен. Северная незащищенностьРэйчел Кэмпбелл-Джонстон, The Times, 10 мая
1997
Новая версия “Анны Карениной” - первый западный фильм, который был полностью снят в пост-советской России, и его создатели чрезвычайно этим гордятся. Фильм романтизирует эпоху Романовых так же усердно, как придворные Екатерины Великой расшаркивались перед своей императрицей. Имперскому Санкт-Петербургу досталась изрядная порция лести. По мере развития сюжета сцены роскоши следуют одна за другой: лед, снег и пар, гобелены и тройки, иконы и ладан, самовары и слуги. “На что это было похоже?” - спрашиваю я Шона Бина. “Каково это – жить в Санкт-Петербурге?” (он жил там три месяца, пока шли съемки). Бин долго размышляет над ответом. “Гм... это было приятно, - в конце концов выдает он. - Без приключений”. Определенно, от него не дождешься прилагательных в превосходной степени. А вот в отношении самого Бина такие прилагательные используются постоянно. Его называли “самым сексуальным мужчиной кинематографа”, “самым пылким сердцеедом в Британии”. Он выглядит как помесь Казановы с пумой. Ответственные за подбор актеров давно это поняли. В фильме “Любовник леди Чаттерлей” режиссера Кена Рассела он играл любвеобильного лесника Меллорса (“Э-э, в этот раз мы уехали вместе, сударыня”). Он был волокитой-ухажером в “Клариссе” и продолжает завоевывать аудиторию в качестве майора Шарпа в одноименном сериале. В последнем фильме про Джеймса Бонда “Золотой глаз” Шону досталась роль нечистоплотного агента 006, Алека Тревельяна. А теперь, в “Анне Карениной” Бернарда Роуза, он получил роль графа Вронского, чья страстная любовь “разбилась о быт”.
Вдобавок, когда Шон Бин появляется в солнечном дворике деревенского клуба в псевдо-тюдоровском стиле, где его уже жду я, он оглядывается испуганно, как черепаха, за которой охотятся. Он менее высок, менее неотесан, чем в фильмах, у него совсем не такой выдающийся подбородок и резкие скулы. Его светлые волосы выглядят мягкими, а улыбка хоть и обаятельна, но несколько осторожна. И похоже, Бин наслаждается несоответствием своей внешности с экранным образом. Место встречи – этот загородный клуб – он выбрал сам. “Меня избрали здесь почетным членом, в тот самый день, когда я стал почетным членом мужского клуба трудящихся Шеффилда, - говорит он. - Думаю, это замечательно”. У Бина очень заметный акцент. “Он еще усиливается, когда я еду домой, - заверяет он. - Мне это нравится”. Но помеха ли это его актерской карьере? Хотя он и может говорить на правильном английском не хуже любого другого актера, когда ему это необходимо, продюсер Барбара Брокколи определенно (хотя и с некоторой неохотой) заявила, что он никогда не смог бы сыграть агента 007. Тем не менее это не помешало ловкому на язык герою Яна Флеминга явиться на премьеру фильма и сообщить прессе всего мира, что он “чертовски рад получить эту роль”. Бин не печалится по этому поводу. “Акцент – это нечто сознательно взлелеянное, - говорит он. - Он указывает на то, кто ты и где ты родился, как и на то, что ты этим гордишься”. Место, где он родился, разительно отличается от чопорного предместья Тоттриджа, где он живет сейчас. Сидя во дворике загородного клуба, расположенного чуть ли не за углом его дома, Шон Бин слегка сутулится на неудобном пластиковом стуле. Яркий зонтик над столом окрашивает его лицо в веселенький цвет. Примулы в декоративных кадках и алебастровый кролик – трудно найти более подходящую обстановку для Бина, чем этот клуб для работяг. Он насыпает несколько ложек сахара в свой кофе, и при этом характерно двигает челюстью, будто смакует Theakston's. На нем словно стоит неизгладимая печать Шеффилда. Татуировка на его левом плече свидетельствует о преданности футбольному клубу Sheffield United - “100% Blade” (“Blades” - (“Клинки”) - неофициальное название клуба). Она мелькает на экране в “Играх патриотов”, а в “Леди Чаттерлей” стыдливо скрыта листами папортника – в отличие от всех остальных частей тела. Бин известен своей любовью к футболу. “Когда я был
мальчишкой, я ходил на матчи с трещотками и шарфом на шее”. Ходят
слухи, что он отложил медовый месяц, чтобы не пропустить очередного
матча любимой команды, а однажды он публично заявил, что гол в исполнении
“Шеффилд Юнайтед” - это круче, чем секс. Роль рабочего пивоваренного
завода, который становится профессиональным футболистом (в фильме "Штрафной"/When
Saturday Comes), стала одной из самых ярких в его карьере.
На экране он забивает пенальти на стадионе Bramhall Lane. Бин воспитывался не в частном, а в муниципальном доме в Хэндсворте, и здесь до сих пор живут его родители. “Мой отец был сварщиком, - говорит Шон. - У него был собственный бизнес, и поэтому я очень им гордился”. Он остается предан системе ценностей рабочего класса. “Меня здорово раздражает, что пресса обсуждает, сколько стоит мой нынешний дом. Они пишут, что я заплатил на него полмиллиона фунтов. На самом деле он стоит полтора миллиона. Мне бы хотелось внести ясность в этот вопрос”. В школе он не очень-то хорошо учился. “Мне просто хотелось веселиться и прикалываться”. По всеобщему мнению, он был шалопаем, хулиганом, который вместе с одноклассниками дразнил девчонок, а потом, спрятавшись за углом, торопливо выкуривал сигарету. Он по-прежнему курит тот самый сорт. Он закончил школу в 16-летнем возрасте. В аттестате было только две хороших оценки – одна по английскому, другая по искусству. Шон перепробовал несколько профессий. Некоторое время он работал дворником - убирал снег; потом пару лет помогал отцу в сварочной мастерской. “Папа собирался передать мне свое дело, но сам я сомневался, что был создан для этого, понимаете? Мне всегда заниматься чем-то особенным. Не хочется излишне выпендриваться, но я был немного другим”. И в этом был его шанс. Поскольку он достаточно неплохо рисовал, он решил учиться на художника и поочередно поступил в три художественных училища. Первое он бросил сразу после завтрака, второе надоело ему через две недели, зато в третьем, в Ротерхэме, он обнаружил театральный факультет и остался. "Полагаю, мои друзья были убеждены, что я немного извращенец. Они думали, что актеры – это люди, которые скачут по сцене в трико и все такое. А вот сейчас отношение совсем другое, куда более спокойное. Теперь к этому относятся просто как к развлечению. Не хочу показаться старым, но с тех пор действительно многое изменилось". Бин начал свое обучение в RADA – Королевской академии театрального искусства – в 1981 году (“Я даже не подозревал, что есть другие театральные училища. Думал, что RADA – единственная”) и уехал жить в Лондон. Перед этим он женился на подруге юности Деборе. Они надеялись, что брак поможет сохранить отношения, однако поскольку Бин жил в Лондоне, а жена работала в Шеффилде, постепенно они отдалялись друг от друга и в конце концов расстались – без ссор и скандалов. Позже Бин женился еще раз, на Мелани Хилл (она играла Эвелин в сериале Bread), и у них родилось двое детей. Когда я пытаюсь заговорить о причинах развода с женой, который состоялся в прошлом году, Бин оскорбляется. “О своей частной жизни я бы не хотел далее распространяться, - тихим голосом заявляет он. - У меня есть на это право, и я хотел бы, чтобы это право уважали. Вы понимаете меня?” Первая значительная роль Бина – Ромео в пьесе “Ромео и Джульетта”. Шону приходилось играть под гогот школьниц, который долетал до самой сцены. “Могу представить, что там творилось – а я-то думал, что неотразим, - неохотно признает он. - Мне сложновато оценивать себя и свой вид. Но я такой, какой есть, уже 37 лет. Я не гляжусь в зеркало и думаю: какой я симпатичный малый. Мне достаточно знать, что я выгляжу прилично, вот и все”. С тех пор к Шону прилепился ярлык секс-символа. А что он сам об этом думает? “Ну, нормально... то есть непросто, конечно, понимаете? Ярлыки прилипают к тебе накрепко... Хорошо уже то, что мой ярлык не унизителен. По крайней мере, люди не говорят, что я гадкий урод”. А как насчет откровенных сцен, за которые, по мнению некоторых, Бин берется с превеликим удовольствием? Каждый, кто наблюдал его в роли Меллорса, имел возможность ознакомится с очертаниями его ягодиц. И, разумеется, он был объявлен “Задницей года” - хотя его друзья, очевидно, переименовали этот титул в “Жопу года”. “Интимные сцены... хм-м... не думайте, что это легко. Но они необходимы, так мне кажется. Они... привлекают внимание”. Я говорю ему, что он ничто иное, как прагматик. “Что вы имеете в виду? - спрашивает он. - Хотелось бы знать”. То, о чем я говорила, доходит до него несколько позже – хотя он и утверждает, что последнее время начал жадно читать. “По большей части сценарии, но романы мне больше нравятся. История мне тоже интересна – хотя я не “яйцеголовый”, и, возможно, многого не знаю”. “Под прагматиком, - поясняю я. - я имела в виду практика, человека во всех отношениях земного”. “О да! - говорит он. - Я такой. В нашем деле самое главное – придерживаться именно процесса работы, самой актерской игры. Думаю, если к этому именно так относиться, это отлично отрезвляет, помогает держаться ближе к земле. Начиная метаться, только бегаешь по кругу”. Больше всего он боится (по его же словам) самокопания, или, как он сам это определяет, “обнаружить призраков, заглянув слишком глубоко в себя”. Извечная актерская места сыграть интроверта Дэйна – не для Бина. “Я могу сыграть разве что Макбета – в фильме. Он – герой страстный и положительный”. И каковы же страсти Бина? “Страсти? - удивленно переспрашивает он. - Меня захватывает множество вещей. Например, я люблю рисовать в собственной спальне”. Вероятно, но моем лице выражается сомнение. “Бывало, я взрывался и утрачивал самообладание, - добавляет он. - Но не теперь. Я стал более благоразумным. Мне все еще нравятся киношные схватки. На сцене ты можешь отдубасить кого угодно. В жизни - не так, и это правильно”. Бина, возможно, и приглашали на роль злодеев, но нынче его самый страшный порок – обкусывание ногтей. “Мне приятно, когда меня спрашивают о Вронском, - говорит он. - Было здорово сыграть-таки порядочного человека”. Порядочность. Это определенно одна из тех надежных и неброских ценностей рабочего класса, которых Бин, судя по всему, так рьяно придерживается. Шум и неразбериха, блеск и притягательность мира шоу-бизнеса - не для него. “Свободное время мне нравится проводить в саду, - говорит он. - Пару раз в неделю я хожу в паб – выпить несколько пинт, а дома мне нравится смотреть ТВ”. Бин может думать, что многого не знает. Но он знает, кто он, и, как настоящий йоркширец, знает, что ему по душе. “Я все еще тот Шон, котрый ходил с приятелями в школу, которого они знают столько лет... не Шон-суперзвезда. Это – мой способ существования. И мне он нравится”. |
Вы
можете увезти актера из Йоркшира, но вам не удасться отделить Йоркшир
от Шона Бина, играет он сладострастного лесника или франтоватого русского
дворянина. Во всяком случае, такой вывод сделала Рэйчел Кэмпбелл-Джонстон.